Вторая Нина - Страница 56

— Керим жив и здоров и шлет вам свой селям… Он просидел в тифлисской тюрьме, пока разбирали его дело. Он оправдан судом и выпущен на поруки. Керим, как показало дознание, никогда не был ни убийцей, ни грабителем. На его совести нет ни одного ужасного преступления. Он только защищал слабых, наказывал обидчиков. Все это выяснилось на суде, и ваш кунак попал в герои.

— А Гуль-Гуль? Что с ней, Андро? Ради Бога, говорите скорее.

— И Керим и Гуль-Гуль тотчас после приговора отправились в горы и поселились в ауле Бестуди. Шайка Керима распалась, и все разъехались по своим аулам. Керим теперь, как мирный житель, занялся своими пастбищами и охотой. Он и Гуль-Гуль как-то были у меня в Мцхете и вспоминали о вас…

— А дедушки?

— Дедушки, оба живы и здоровы и ждут не дождутся вашего возвращения на Кавказ.

— О, Андро! Я, кажется, никогда не вернусь туда! — отозвалась я безнадежным тоном.

— Что вы говорите, маленькая Нина!

Князь тревожно заглянул мне в глаза. Вероятно, они немало сказали Андро о моих страданиях и безысходной тоске, потому что князь наклонился ко мне и участливо взял за руку.

— Маленькая Нина… — начал он как-то неуверенно, будто опасаясь сказать что-нибудь невпопад.

— Да, да, она несчастна, ваша маленькая Нина, Андро, глубоко, отчаянно несчастна! Я ненавижу здесь все: и самую институтскую жизнь с ее правилами, этикетами, и классных дам, и учителей, и воспитанниц. Они все чужие мне, Андро, поймите! Точно они не сами — как есть, а играют, исполняют какие-то навязанные им роли, как актеры… И это гадко, мерзко, противно!

— Как? Неужели все? Даже подруги?

— Да… Нет, пожалуй… — смутилась я, — есть одна девочка, которая не такая, как другие… но… но она сама не хочет знать меня. Андро, клянусь вам, я не знаю за что она ненавидит меня и презирает!

Я опустила голову, закрыла лицо руками и словно окаменела. И вдруг меня осенила удивительно простая мысль…

— Андро! — воскликнула я, — возьмите меня с собой, Андро, я не могу больше оставаться здесь!

— Нина! Дорогая! Безумная! Опомнитесь, что вы говорите! — искренно изумился он.

— Да, да! Возьмите, увезите меня, Андро, брат мой, друг мой! Прошу! Умоляю вас!

Глаза мои наполнились слезами, и я принялась сбивчиво, бестолково перечислять причины и поводы моих горестей и несчастий… Андро долго сидел молча, казалось, совершенно убитый моими признаниями.

— Бедная Нина! Бедный горный цветок, попавший в душную атмосферу теплицы! — произнес он грустно и, ласково взяв обе мои руки в свои, стал увещевать меня и успокаивать, говоря, что теперь он бессилен сделать что-либо, да и нельзя ничего сделать. Надо вооружиться терпением и стараться не замечать мелких невзгод и по возможности избегать крупных. Потом, зная, чем можно меня отвлечь, заговорил о Кавказе, о Гори, о теплых осенних ночах и шуме чинаровых рощ на обрывах, о тихо плещущей Куре, о синем небе, таком же ясном и чистом, как взгляд ангела…

— У нас на Кавказе еще лето, Нина, — увлекшись, сравнил он некстати, — персики зреют, а у вас, в Петербурге, слякоть, осень, гадость. Я сегодня едва нос показал из дому, да и скис совсем. Мы, южане, не любим сырости.

— А где вы остановились, Андро? — спросила я скорее непроизвольно. Ведь я еще и вообразить не могла, как скоро понадобится мне его адрес!

— На большой площади у Николаевского вокзала, в доме моего друга, дом номер 30, квартира 10. Очень близко от вас. Не знаете? Ну, да вам нечего и знать. А мне пора. Завтра я заеду к вам повидаться, а теперь…

— Как! Вы уже уходите, Андро? — всполошилась я. — Но ведь еще так рано…

— Рано? — передразнил он со своим милым, задушевным смехом, — но оглянитесь вокруг, все уезжают. Уже больше двенадцати часов.

Действительно, увлеченные нашей беседой, мы и не заметили, как пролетело время, опустел зал, смолкла музыка и совсем поредела толпа приглашенных. Воспитанницы подозрительно косились на нас… «Синявки» оживленно шушукались, время от времени бросая многозначительные взгляды в нашу сторону.

— Ну, до свидания, маленькая Нина! Вам пора спать! — решительно поднялся со своего места Андро.

— Постойте, я провожу вас до швейцарской.

— А это можно, да?

— Какое мне дело — можно или нет! — беспечно тряхнула я головой, отлично зная, что проводы до швейцарской считались одним из величайших нарушений институтских правил.

— Так до завтра, Андро? До завтра? — в сотый раз переспрашивала я, не отпуская руки друга.

— Ну, конечно, до завтра, маленькая Нина! Спокойной ночи! — крикнул он уже из-за стеклянной двери, отделявшей нижний коридор от вестибюля. Кивнув мне еще раз, князь Андро исчез в наружных дверях.

Неожиданно чья-то костлявая рука вцепилась мне в плечо. Я быстро оглянулась — разумеется, вездесущая мадемуазель Арно.

— Где вы были? Где вы были? Признавайтесь сейчас же! — шипела ненавистная «синявка».

В ушах еще звучал голос Андро, мной еще владели дорогие воспоминания и впечатления, ожившие в беседе со старым другом… Нет, право же, мадемуазель «жаба» не могла бы выбрать более неудачного момента для очередной стычки со мной!

— Да оставьте вы меня в покое хоть сегодня! — закричала я и, изо всех сил оттолкнув Арно, бросилась вверх по лестнице.

В голове стоял глухой шум, она буквально трещала, моя бедная голова, сердце билось, как пойманная пичужка, туман перед глазами мешал видеть окружающее… И вдруг сильный, властный голос гневно и строго прозвучал над моей головой:

— Так вот как вы обращаетесь с вашей классной дамой.